Русский Север

Вчерашний день

Вчерашний день

Приятно осознавать, что приехал туда, где нравится, встретился с тем, кто тебе приятен, остановился в том доме, в котором мечтал когда-то остановиться.

В Нюхчу приехал на "маленгском" поезде в 22 час. 15 мин. Было морозно и красиво. Прямо со ступеньки вагона, в котором  ехал, меня подхватил Михаил Викторович Тукачев, наш давний знакомый, очень хороший человек: добрый, отзывчивый, всегда приходящий на выручку, поддерживающий нас, художников, в наших творческих планах, мечтах, путешествиях. Тут же у вагона стоял "Буран" с большими новыми санями. Подхватив мои сумки, тут же загрузил их в санки, приказал мне: "Садись, Николай Иванович!"

Подошли ещё две женщины, попросились с нами доехать до села, и мы все вместе, в морозной ночи Беломорья, помчались в поморское село Нюхча.

Феоктиста Иосифовна, хозяйка дома, в котором  остановился, поджидала меня горячим чаем, отварной картошкой. За чаем мы и просидели с ней за полночь.

В мягких перинах и подушках, в отдельно отведённой мне комнате, завершился мой день путешествий и приезда в Нюхчу.

А утро следующего дня было солнечным. В изголовье моей кровати, в углу избы, висели иконы. Хозяйка бормотала за стенкой утреннюю молитву, лишь отдельные слова её иногда были мне понятны.

Около восьми утра. Пора бы и вставать. В комнате по-утреннему прохладно, вылезать из-под перин не хотелось.

Моя утренняя молитва была коленопреклонной и доставила мне большую радость, а на кухне шумел самовар, растапливалась русская печь.

Приятное было утро в поморском доме.

Я вышел из своей комнаты.

"Доброе утро, Николай Иванович", – приветствовала меня с улыбкой Феоктиста Иосифовна. – Как спалось?"

"Слава Богу, Феоктиста Иосифовна", - ответил я.

"Садитесь, чай пить, Николай Иванович, всё готово", - указывая на стол, пригласила к завтраку.

Самовар, чашки, сахарница, свежий деревенский хлеб, золотистые сухари, насушенные в печи, варенье – вот, что было на столе подано к завтраку.

"Радость", - сказал я Феоктисте Иосифовне, вставая к столу на трапезную молитву перед завтраком. - Вкусный всё-таки чай с деревенской водой из самовара, открытым огнём в русской печи, сухариками из домашнего хлеба с вареньем".

На завтрак ушёл примерно час.

"Который час, Феоктиста Иосифовна?" – поинтересовался  у хозяйки.

"Десять", - посмотрев на часы, стоявшие на приступочке печи, ответила она.

"Пора идти к начальству", - пояснил  свои дальнейшие планы Феоктисте Иосифовне.

"Я Вам, Николай Иванович, рыбу сейчас приготовлю по-поморски в русской печи с картошкой. Приходите, скоро будет готово", - пригласила меня Феоктиста Иосифовна ко второму завтраку, закладывая в сковороду свежую навагу.

Печь и впрямь уже "подходила". В доме было светло, тепло и красиво.

"Пора идти, Феоктиста Иосифовна", - сказал я, толкая перед собой дверь в сени.

Утро было просто прекрасным. Лёгкий морозец, солнечно, снег хрустит под ногами, на душе радость…

В кабинетах начальства скучно.

Разговор с начальником обязанность, а вот в поморском доме Надежды Ивановны Моисеевой, куда я пришёл вскоре, совсем другое дело.

Топится русская печь, на табурете у стола стоят противни с пирогами и ватрушками, на столе чашки, тарелки, чайник. В углах дома иконы, тут же на гвоздях, в стене, висят фуфайки, верхняя одежда, у порога валенки, калоши, вырезанные из старых резиновых сапог. Всё, как в обычном поморском доме: вёдра с водой, ухваты, подвесные полки под потолком с посудой.

"Добрый день, Надежда Ивановна! Анатолий, здравствуй!" - приветствую я хозяев дома, войдя в переднюю.

Из комнаты, встав с дивана, отложив в сторону вязальные спицы с вязаньем, навстречу мне вышел молодой человек, чуть погодя вышла Надежда Ивановна.

Анатолий был одет во всё шерстяное: двое шерстяных носков на ногах, два толстых свитера, хотя в доме было тепло, топилась печь. Надежда Ивановна была одета в свою обычную одежду, на ногах шерстяные носки и берестяные лапти.

"Здравствуйте, Николай Иванович!" - приветствовали они меня, - проходите".

Чай, разговор, пироги, клюквенный кисель, сосновый мёд, квашеная капуста, разогретая на углях, в русской печи, картошка. Вроде, как только присели, а времени три часа дня, а подошёл к Надежде Ивановне я в полдень, ещё печь топилась.

"Надежда Ивановна, пора и честь знать", - вставая из-за стола, поблагодарил  хозяйку. - Анатолий, покажи коня. Уж очень  рад за Вас, что у Вас в хозяйстве прибыло", - попросил я Анатолия.

"Возьмите хлебца для гостинца", - посоветовала Надежда Ивановна.

"Ладно", - буркнул Анатолий.

Мы пошли на двор, а вслед за нами вышла Надежда Ивановна с коркой хлеба в руке.

Постояли, погладили молодого коня, порадовались все вместе. Я за хозяев, а они за то, что у них есть свой конь.

"Надежда Ивановна! – обратился я к хозяйке, - вид-то какой от Вас! Новая церковь – радость!"

"А вон там, видите, где дымится труба, за ней полсруба стоит. Толя дом строит", - указала мне за речку Надежда Ивановна.

На высоком берегу реки стоит новая шатровая церковь на фоне белого мартовского снега, яркого солнца, голубого северного неба. Широкая, смолистая, золотая, поморская. Невдалеке от неё и новые Толины полсруба. Радостно ведь всё это видеть.

Вот можно сказать и про меня, что я, мол, всё придумываю для красного словца или образа. Нет! Воистину Вам говорю: пишу то, что вижу своими глазами, только частично описываю то, что меня окружает. Даже трудно представить Вам, кого нет со мной рядом, то богатство и красоту поморского села, в котором я нахожусь, - это Нюхча. Золотая Нюхча, Нюхча золотая, во всём она такая, в достатке, в доброте жителей села, постройках, так как они всегда новые. Когда-то сказал отец Сергий Михайлов: "В Нюхче нет покосившихся заборов", - и это правда, во всём её окружающем пространстве, красивой реке. "Нюхча, Нюхча, сторонка родная…", - это слова из местной песни. Во всём она такая Нюхча, радостная.

Я прощался с Надеждой Ивановной Моисеевой и Анатолием у крыльца их дома до новой встречи, а сейчас, когда пишу эти строчки, вновь хочу придти к ним в гости утром, на чай с сосновым мёдом, посидеть, поговорить, помолчать, побыть.

 Зашагал по протоптанной между заборами тропе к Анне Ивановне Поповой, сестре Надежды Ивановны - очень уж мне хотелось с ней повстречаться.

Подходя к дому Анны Ивановны, сопровождаемый лаем собак, увидел её на заднем дворе за тачкой навоза. Рядом стоял молодой конь, у копны сена перевёрнуты сани. Обычный интерьер сельского дома.

"Что Вы, Николай Иванович, задним двором? – подходя ко мне, протягивая руку и здороваясь, спросила Анна Ивановна. – Проходите в дом, я задним двором пройду, закрою".

Через огород  вышел к крыльцу додома Анны Ивановны. Дом большой, крепкий, обшивался новой "вагонкой". Стена дома на солнечной стороне отливалась золотом сосновой смолы. Забренчала железная щеколда, вышла, приклоняя голову в дверном проёме, Анна Ивановна.

Что же Вы не проходите, Николай Иванович?" – недоумевая, спросила меня хозяйка.

Я вошёл в дом. Крутые ступени, застеленные рукодельными половичками, приглашали пройти наверх в жилые помещения.

Было настолько чисто, что мне неудобно было идти по дорожкам в обуви, но Анна Ивановна не позволила мне разуться.

"Стало, Николай Иванович, ещё зимой обувь снимать. Проходите, пожалуйста", - пропуская меня вперёд, пригласила в комнаты Анна Ивановна.

Во всём была стерильная чистота, всё было новым, аккуратным, выкрашенным, смастерённым своими руками.

"Я сейчас, Николай Иванович, - извинилась Анна Ивановна. – У меня плита". И убежала.

Некоторая суета, хлопоты, без отрыва от разговора, - и вот на столе стали появляться пироги, солёные огурцы; свежежареная корюшка золотилась в сковороде, побрызгивая кипящим маслом, чайник засвистел. Варенье, чашки – полный стол всего. Произошло всё как будто само собой, и разговор весёлый, приятный, перебивчивый, с радостью.

Полтора часа – как выпитая чашка чая.

"Анна Ивановна, простите ради Бога, что отнял у Вас так много времени, - извинился я, почти вскакивая из-за стола. – Как незаметно пролетело время".

Она проводила меня до красивой ковровой лестницы, стоя в шерстяных носках на полу и следя за мной, как я спускаюсь к выходу. "До свиданья!" – попрощались мы.

***

Ещё был день, я шёл по селу, но устал, хотелось отдохнуть, побыть одному, помолчать, так как наговорился за день. На перекрёстке, к дому Феоктисты Иосифовны надо поворачивать направо, а налево, вниз к мосту – к Любови Меркурьевне. Свернул влево, вниз к мосту через речку.

Идти было тяжело, болело колено, но к Меркурьевне очень хотелось зайти, угостить её чаем, который я привёз с собой, как гостинец из Санкт-Петербурга.

Крутой подъём после моста. Берега у реки высокие. Всё село по обоим берегам, как на ладони: справа – "Остров", "Куток", "Малый Посад", слева – "Верховье".

Дом Меркурьевны стоит сразу за мостом, влево, после небольшого поворота, чуть в глубине стоящих домов. Не доходя нескольких метров до калитки,  с дорожки увидел, что всё занесено снегом, намело сугробы во дворе, значит, Меркурьевны нет дома, живут зимой в городе.

Не было в душе отчаянья, казалось бы, зря прошёл, но с радостью постоял у дома Меркурьевны и пошёл в обратный путь: вниз к мосту через речку, затем по крутому берегу, к дому Феоктисты Иосифовны.